Вот какой случай произошел в Ленинграде.
Вернее, даже не в Ленинграде, а за городом. На полустанке
Воздухоплавательный парк.
Наверно, там, судя по названию, аэропланы летают, летчики
ходят, пропеллеры жужжат. Наверно, с чувством большого морального удовлетворения
сходят пассажиры на этой платформе.
Но это удовлетворение вскоре, как дым, рассеивается. Поскольку
там сразу как сойдешь - идти некуда. Поле и болото. Летом-то еще ничего,
но весной, можете себе представить, чего там бывает.
Так что пассажиры приобрели там дурную привычку ходить
по полотну. А за это их, конечно, штрафуют. Но они не сдаются и ходят.
Тогда на борьбу с этим злом кинули двух работников. Сторожа
и делопроизводителя.
Делопроизводитель сидит в будке и отрывает квитанции.
А сторож, как нанятый, ходит вокруг будки и, чуть что, заметает. То есть
он берет тех, кто прошел по путям. И ведет в будку. А в будке берут штраф.
По рублю с носу. И выдают квитанцию. Все, так сказать, превосходно, по
закону, и так и надо. Если не вдаваться в тонкости насчет болота.
Но только вот беда - у делопроизводителя квитанции немного
более крупнее, чем это требуется для штрафа.
Он штрафует по рублю, а квитки у него по три целковых.
Вот, как хочешь, так и поступай.
Но они там со сторожем не особенно горюют. У них выход
найден. Они там в будке накапливают по три пассажира. И сразу это звено
целиком штрафуют. И получается у них арифметически верно. Берут с каждого
по рублю и дают им общую квитанцию, объединяя, так сказать, сердца трех
на почве общего несчастья.
Получается очень мило и славно. Тем более весна. Солнышко,
может быть, сияет. Природа распускается. Болотце зеленеет. Любовь к людям,
так сказать, загорается в сердцах. Уважение к человеческому достоинству
наполняет грудь.
А квитки, конечно, ничего не поделаешь, по три целковых.
Наверно, они остались от трамвайных прыжков. И их как-то надо использовать.
Конечно, такие квитки отчасти усложняют ситуацию. Например,
двое подлежащих штрафу собрались, а третьего нет. Конечно, он следующим
поездом будет. Но всетаки ожидание.
А главное, надо, чтоб общее число взятых пассажиров было
кратное трем. Тогда еще ничего. Тогда у них цифры сходятся. А если этого
нету тогда простите за арифметику.
И вот однажды число взятых пассажиров не оказалось кратное
трем. Оно не делилось на три.
У них там в будке с утра заколодило. Два пассажира сидят,
ожидают, третьего нет. Третий подошел, а с ним четвертый прется. Четвертый
сидит, ожидает. А двоих нету. Идет один. Потом опять пара. И так целый
день. Даже эти работники приуныли и стали немного нервничать. Но знамя
своего производства не опускали до самого вечера.
И вот сошли с поезда двое. Оба работают на "Электросиле".
Один агроном Т. заводского совхоза. И служащая А.
Вот они идут по пути, ничего не подозревая о несчастьях
этого дня. И, значит, напарываются на сторожа. И он их ведет в будку.
В будке им очень радуются. Поскольку там ожидают двое.
И эти двое сразу выбирают себе агронома. И у них получается нужный треугольник.
И делопроизводитель говорит:
- Вот теперь я вас понимаю, теперь идите.
Тогда служащая говорит:
- А как же я?
- А вы, - говорит, - немножко обождите. Как двое еще подойдут,
так я вас отпущу. Иваныч, говорит, выйди поскорей на пути, похлопочи, чтоб
что-нибудь было. Чтоб нам барышню не задерживать.
Но, как ни бился сторож, у него ничего на этот раз не
получилось.
Потом он все-таки одного заблудившегося привел. Итого
накопилось двое. А третьего нет. А уже, может быть, наступают сумерки.
Тогда сторож, в предчувствии арифметики, впал в небольшую
панику. Выбежал на полотно, но опять никого не застал.
Тогда делопроизводитель, недовольный сторожем, сам вышел
до ветру и заодно посмотреть, нет ли там какихнибудь идущих по пути.
Но в этот день, мы повторяем, у них как заколодило. И
третьего, как они ни бились, не могли достать.
Тогда делопроизводитель Сумароков, вздохнувши, говорит:
"Придется написать два протокола. Платите вы двое по рублю и предъявите
свои паспорта".
Вот двое стали подписывать протоколы. А агроном, который
еще не ушел, а ожидал сослуживицу, говорит ей: "Подпишите в протоколе поверх
фамилии насчет факта с трехрублевой квитанцией".
Сослуживица так и сделала.
Но это почему-то обидело делопроизводителя. Затронуло
какие-то его чувствительные струны. И он сказал:
- Никакой лишней пропаганды и никаких фокусов я не допущу
на железной дороге.
И с этими словами он закрыл будку и стал по телефону звонить
в милицию. И попросил, чтоб прислали ему милиционера.
Но так как тот долго не шел, то делопроизводитель повел
этих людей под конвоем сторожа на станцию. На станции эти люди запротестовали.
И тогда он, составив протокол, отпустил их.
Через некоторое время агроном получает повестку из Детского
Села от милиции Ему предлагают туда явиться. Но агроном, будучи сильно
занятым, является с опозданием против назначенного часа И участкового инспектора
не застает.
Тогда инспектор пишет уже более энергично: "Если, - пишет,
- не явитесь такого-то числа, то доставлю приводом".
Агроном же, как на зло, явиться не мог, - его послали
в Гдовские Сланцы на посевную. И теперь ему оттуда прямо грустно возвращаться
на неизвестное.
И действительно, как-то оно получается у них невесело.
Как то с двух сторон грубо и оскорбительно.
А главное, надо поскорей упразднить, что ли, эти трехрублевые
квитанции, хотя бы из уважения к человеческому достоинству.
Это уж никуда не годится - такое слепое подчинение бумажке.
Набирать людей на нужную сумму. Обычно бывает наоборот А это прямо как-то
даже озадачивает.
А что касается двух работников, кинутых на борьбу с хождением
по путям, то они вместо трудностей бумажного администрирования могли бы
тем временем смело на болоте дорожку проложить И это отчасти удовлетворило
бы душевные потребности как пассажиров, так и их самих.
И не было бы таких криков, слез, обид и огорчений.
1936
